– В случае, – остановил Григория на полуслове кардинал Флере. – А с вашей, капитан, отчизной что тогда?
– Украина снова должна стать независимой, – быстро ответил Григорий. – Это будет хорошим порогом, не повторился бы только новый вариант Чингиз-хана, и вдобавок в ухудшенном виде. Если не просчитывать загодя, русские лапти еще могут топтать бульвары Парижа.
– Вы, капитан, ловкач: с Лещинским договорились об отцовском гетманстве, со мной вообще ведете речь о гарантиях украинской особности, – на холодном лице кардинала мелькнула улыбка, словно кто-то зеркалом бросил солнечный зайчик, и этот зайчик так же внезапно неведомо куда исчез . – Я, капитан, не любитель пиками или шпагами размахивать. Размах мысли должен быть во главе, умом не полениться сначала… Но когда русские войска действительно двинутся экспедицией на Варшаву, этот план будем вынуждены привести в действие.
Кардинал слегка склонил главу, давая знак об окончании аудиенции, а в двери неожиданно добавил:
– Мы еще, несомненно, таки будем встречаться…
Через час кардинал Флере давал доверенность министру иностранных дел Франции Шовелену готовить поездку Григория Орлика в Константинополь под чужим именем – хитрюга-канцлер, общепризнанный при тогдашних европейских дворах интриган и мастер решать французские дела чужими руками, весьма битый политик и опытный психолог, увидел в Орлике задатки непревзойденного разведчика и дипломата.
***
Доклад посольского дьяка Димитриева князь Долгоруков выслушивал за обедом – он должен был безотлагательно ехать к курфюрсту Саксонии, поэтому его взгляд торопливо скользил то по блюдам, то по лицу дьяка, будто князь хотел убедиться, не посягает ли наверняка голодный дьяк на его трапезу.
Наконец, ни разу не перебив Димитриева, вытер руки.
– Франция, сдается мне, сама не ведает, какой ногой ступить, – раздражение в голосе Долгорукова всегда невольно проскакивало, едва речь заходила о версальских делах. – То она заигрывает с Портой, то с присущей французам манерностью улыбается России. И вместе с тем, как доносят из малороссийских краев, ведет тайные сношения с запорожскими козаками, безошибочно ориентируясь, в какие Олешки или куда-либо еще эти подзаборники забрели…
– Ваша Светлость, вы же прекрасно знаете, кто устроился суфлером в этом французском театре, – с укором, но с осмотрительностью, чтобы не вызвать внезапный гнев, ответил Димитриев. – С Портой и козаками немало воды намутил младший Орлик…
– …Которого вы бездарно прозевали несколько раз, даже когда уже гарантированно казался пойманным, – все-таки пробурчал князь.
– Остаюсь при мысли его порешить, – поджал губы дьяк. – Сегодня он роет на нашем огороде немало, а заматереет – будет рыть больше.
– Вторично напоминаю: тут такой переполох поднимут парижские писаки!..
– Сомневаюсь. Наш посол в Париже наловчился их уже охапками покупать за два червонца.
– Будем заканчивать рассуждения, не то опоздаю, – князь встал и начал собираться. – Коли мы не способны изловить и упечь туда, где наслаждается теплым якутским климатом Войнаровский, должны позаботиться о том, чтобы ославить Орлика, во всяком случае хотя бы навести тень подозрения или недоверия. Мозгуй как следует, дьяк.
– Да имею кое-какие наметочки…
– Расскажешь в Версале, какие отец с сыном паскуды и к тому же клятвопреступники? Не разжалобить их этим, мужичина.
– А почему в Версале? А почему аккуратненько так не запустить слушок от другого двора или посольства? – не сдавался Димитриев.
– Не иначе как из Москвы, – сыронизировал князь.
– А впрочем, у меня есть подходящая кандидатура для этого элегантного дела… Прежде всего наш школяр граф Щекин. У него и у Орликов, оказывается, есть общие знакомые при французском дворе. Никогда бы не подумал, но этому тихому и болезненно стыдливому юнцу, неповоротливому и мешковатому школяру удается каким-то образом привлекать к себе…
– Дайте мне покой с этим графом, – резко оборвал князь. – Кисель-то подслащен, а не русский. И вдобавок набрался, как пес блох, здешних гнилых идеек и выдает себя за верного гуманиста.
– И все же попытка – не пытка. Как-никак, а свой человек. Хотя имею и запасной вариант. Из Варшавы. Приличный дворянин, давний французский агент Станислав Мотроновский. Французы до сих пор не пронюхали, что он у нас на надежном крючке. Через него на Орликов можно вылить столько, что в Версале не хватит парфюма это благоухание забить.
– Ну-ну, – уже на пороге крутнул головой князь. – Это уже теплее. Завтра к вечеру доложить.
Уже через две часа Димитриев был у Щекина. Из-за двух горок книжных фолиантов на столе, слегка вздрогнув от неожиданности, Щекин глянул с таким удивлением, будто это зявился не знакомый посольский, а редкий лесной зверь.
– Б-а-а-а-а-а, – протянул хозяин слово, как тянется жидковатое тесто вслед за рукой.
– Я по неотложному делу, граф, – сухо, без предисловий, едва усевшись, сказал Димитриев. – В интересах вашего и моего государства нам надо как-нибудь очернить вашего приятеля Григория Орлика в глазах французского двора.
– Две логические ошибки, почтенный господин. Первая: знакомство с Орликом еще не суть приятельство. А вторая… Я пишу диссертацию о новейшей истории Восточной Европы, и предлагаемое дело, деликатно говоря, выпадает из контекста исследования.
– Не валяйте дурака, граф, – обозлился гость. – Козацкая старшина году в 1654-ом присягалась в подданстве царю Алексею Михайловичу, а от вас помощи против клятвопреступников не допросишься…
– И снова плохая оценка по логике, – тихо и добродушно улыбнулся граф и принялся рыться в фолиантах. – В Переяславе тогда составили обыкновенный военный договор, а не то, что вам хочется думать.
В конце концов среди беспорядочного нагромождения книг Щекин нашел нужную и развернул на закладке.
– Мартовские переяславские 1654-го года статьи, имеютя ввиду оригиналы, кто-то от кого-то запрятал или закопал, чтобы наука никогда не знала правды. Но есть другие документы и свидетельства, – граф медленно разворачивал внушительный и громоздкий фолиант, чтобы гостю легче читалось. – Вот здесь старые дипломатические документы. Когда шведское посольство привезло уверение тогдашнего короля Карла Х Густава, что западноукраинские земли признаются за Украиной, то что им сказал Богдан Хмельницкий? Читайте: «Когда я буду умирать, то прикажу сыну, чтобы он держался союза со шведским королем». Это, как свидетельствует трансильванский министр Ф. Шебаши, молвлено было в присутствии сына. Вместе с тем, думаю, что это было завещание, вплоть до Мазепы и дальше… А что же мы, московиты? В году же 1657-ом одновременно со шведами, прибыло большое посольство Бутурлина аж на 150-ти лошадях. Гетман ответил Бутурлину: «Царь должен смириться и возместить вред, содеянный в краях шведского короля, в Ливонии и Инфлянтах, ибо, если он не смирится, гетман вместе с татарами и турками будет воевать Москву». Так не может разговаривать раб с хозяином – так скажет равный с равным, кто может выбирать себе в союзники и шведа, и турка, и татарина или кого-либо еще… А играть в прятки с Переяславским соглашением, фальсифицировать или, как там еще, плутовать – несерьезная игрушка.
– Этак вы договоритесь, граф, что и Дорошенко, который отдал Малороссию под басурманский гнет, в друзья себе запишете…
– Не товарищ мне Дорошенко. Но и в зеркало на себя следует хоть иногда посмотреть. Россия, нарушив Переяславское соглашение, превратила украинскую землю в разменную монету, торговала ею, разорвав вместе с Польшей на Левобережную и Правобережную. Долго же украинцам придется их склеивать…
– Граф, не заговаривайте мне зубы, – встал побелевший от злости Димитриев. – Вы или в помощь нам, или нет, вы за землю свою и веру православную или за здешних схизматиков и малороссийских клятвопреступников?
– Я не воин, не полицейская ищейка, я книжная крыса. Мне приятно дышать пылью старинных фолиантов, я увлечен работой над исторической диссертацией и буду докапываться до истины, пусть хоть кровавые мозоли выступят, и таки докопаюсь и напишу правдивую книгу о прошлом Восточной Европы. А ваши игры мне неинтересны.
Димитриев так хлопнул дверью, что ветер пронесся комнатой и зашевелились, зашуршали шторы на окнах.