Самый заклятый враг России не способен так чернить русский народ, как это делает определенная часть верхушки, точнее шовинистическая часть политической элиты. Ибо грязь ее, хотя и неправомерно, механически переносится и искажает впечатление обо всем народе. Достаточно процитировать классика русской литературы Дмитрия Мережковского («Христос и Антихрист»): «Проклятая страна, проклятый народ! Вонь, кровь и грязь. Трудно решить, чего больше. Кажется, грязи. Хорошо сказал датский король: «Ежели московские послы снова будут ко мне, построю для них свиной хлев, ибо где они постоят, там полгода жить никто не может без смрада». По определению одного француза: «Московит – человек Платона, животное без перьев, у которого есть все, что свойственно природе человека, кроме чистоты и разума». И эти смрадные дикари, крещеные медведи, которые становятся из страшных жалкими, превращаясь в европейских обезьян, себя одних считают людьми, а всех остальных скотами!»
Помыть свои кирзовые сапоги в Индийском океане или на крымском побережье Украины – разве это прихоть простого россиянина? Вместе с тем помним, что это не сегодняшняя выдумка русских клоунов-лжегосударственников, «сыновей юриста», – именно о завоевании Индии мечтал Петр І (попутно захватив Китай). И может, и помыл бы те грязные сапоги, если бы не сгнил живьем от сифилиса… Можно себе лишь представить!
Отец и сын Орлики, их собратья – первая большая волна украинской политической эмиграции. Именно о первопричинах ее возникновения ее идет речь в последующих строках. Иногда это можно сделать лишь фрагментарно, так как весьма много еще «белых пятен» в истории того времени и судьбах этих мужественных людей. Борясь за волю Украины, они вместе с тем боролись за свободу других народов, в частности и русского, воистину «За вашу и нашу свободу!»
Прошли столетия, немало убежало воды в Днепре и Висле, Рейне и Сене. Сегодня непросто воссоздать, легко или тяжело шел разговор Григория Орлика с канцлером Франции кардиналом Флере, когда сын гетмана добивался поддержки Версалем борьбы за украинскую волю. Но уцелевшие свидетельства, документы и описания надо как можно тщательнее сохранить и популяризировать.
За вашу и нашу свободу!
***
Неравный поединок
В палате Посольства России в Саксонии заканчивался обед. Яства, а особенно напитки, от которых мягкими розовыми пятнами взялось обыкновенно бледное лицо князя Долгорукова, казалось, ничуть не уменьшили и не ублаготворили его сегодняшнего раздражения. Князь изредка бросал недовольный взгляд на Димитриева, своего подчиненного в посольстве, бросал этот взгляд, как бросают раздраженно ненужную вещь, и лишь изредка переводил глаза на графа Щекина, здешнего школяра, будто проверяя себя, достаточно ли пренебрежительно отверг он эту вещь – ненужную и надоевшую.
– Будьте добры доложить: за что вас как начальника разведки государь-император хлебом кормит? Почему я ничего не знаю о приеме Карлом ХІІ молодого Орлика? Какого это рожна малолетки заинтересовали короля?
Ваша светлость, – обиженно моргнул Димитриев, хотя в глазах его промелькнула и тихонько затаилась злость. – Мне доложили, что это не короля интересовали юные прохиндеи, а сын Филиппа Орлика приходил к Карлу за отцовскими деньгами. Должок-с забирать. Это кроме тех огромных денег, которые Карл задолжал еще племяннику Мазепы Войнаровскому.
– Ну-ну-у-у, – изумленно протянул князь. – И что же, неприятельский король не надавал юнцу подзатыльников и не выставил за порог? Сиречь, медведь в лесу дуба дал, ведь швед не любит расставаться с деньгами, особенно когда их хоть шаром покати…
– Шестьдесят тысяч талеров, взятых в долг у Войска Запорожского, Карл не отдал до сих пор…
– Да знаю, но о чем он стал говорить с молодым Орликом?
– И не только стал. Карл был очарован безупречной латынью юнца и его манерами. Докладывают, что неприятельский король весьма благосклонно отнесся к нему, частями возвращает долг, а самого Григория берет на государственную службу.
– М-м-м, за эти деньги Орлики изрядно напакостят государю да и всем нам… А вы еще и дружите с этим негодяем, – резко повернул голову в сторону графа Щекина.
– Ваша светлость, побойтесь Бога, – вздрогнул Щекин. – Да я виделся с ним случайно, может, раза два, на приеме у курфюрста…
– Не говорите, не говорите, молодой человек. Потомок старинного русского дворянского рода вместо помощи государю-императору водится с его заклятым врагом.
– Какая еще от меня помощь… Я школяр, я буду служить государю и Отчизне, когда выучусь.
– Не могу согласиться, граф. Один своевременный донос может стоить многих тысяч червонцев и не одной сотни солдат. Вы же не простолюдин и общаетесь не с простонародьем. А вам, господин Димитриев, от лица государя приказываю пристально следить за обоими Орликами. Кстати, когда и как неприятельский король будет отдавать деньги запорожских казаков?
– Мои ищейки извещают, что состоится это в конце ноября в Гамбурге, в городском банке.
– Государь – человек большой души. Его императорская милость в свое время подарила семье Орликов амнистию, но изменник и христопродавец отклонил протянутую руку с хлебом. По этой причине император повелел генерал-прокурору изловить гетмана-предателя и доставить его в Россию, в ведение Тайного приказа.
– А если … при этом … случайно? – провел пальцами по шее Димитриев, как будто бы брился.
– Живым бы хотелось… Правда, смерть – не самая страшная кара для клятвопреступника русского престола. И вы, граф Щекин, хорошенько пошевелите мозгами, как и чем можете нам здесь помочь.
Граф, криво усмехнувшись, лишь устало махнул рукой.
– Ваша светлость, за двумя зайцами не погонишься, за двумя соколами не полетишь… Я школяр, я мечтаю послушать Вольтера. А царю и Отчизне верно буду служить после учебы.
Лицо Долгорукова еще более омрачилось:
– И еще одно заметьте, Димитриев. Когда шпики ваши будут брать Орликов возле банка, то выглядеть это должно как обычный грабеж. А то Волков доносит вон государю из Парижа, что там держат нас за дикарей, которые неистово жаждут малороссийской крови.
– Ваша светлость, – отложил ложку Щекин. – А нельзя ли с Орликами как-то иначе? Может, договориться каким-то образом… Святое Писание учит: «Не убий»…
– Переучился ты, граф, еще не доучившись. Государь даровал Орликам высочайшую ласку – жизнь. Дважды такого не дарят.
***
Прощались отец с сыном…
– Присядем, по обычаю предков, на дорожку, – сказал отец, и голос его почему-то едва заметно надломился.
Через минуту, когда все уселись между кованых сундуков, узлов и свертков, отец поднялся первым.
– Я, Филипп Орлик, гетман Украины, не завещаю тебе, сын Григорий, богатых поместий. Поскольку их просто нет: они разграблены, как и вся наша земля. А завещаю я тебе непростое и неблагодарное наследство – победу за наши вольности, за неподчиненность никому нашей отчизны. Ты – мои глаза и уши здесь, в Дрездене, при других европейских дворах. Ум и знания, приобретенные в здешних университетах, подскажут, как действовать. Я же поеду поднимать Порту и Крымское Ханство нам на подмогу.
– Отец, зачем так печально, – вдруг рассмеялся Григорий. – Довольно тебе за упокой, будто навсегда прощаемся.
– А ты будто рад разлуке, и вдобавок невесть на какие года, – обиделся отец. – Да и увидимся ли еще…
– Я не согласен, отец, что якобы оставляете мне неблагодарное наследство, – стоял на своем Григорий. – Это прекрасное наследство, достойное настоящего козака. И принимаю его не как жертвенный ягненок, немощный и испуганный, которого ведут на убой. На такое дело надо идти весело, не нюни распускать, а засучить рукава… Хотя понимаю: неблизкая это дорога.
– То-то же, – повеселел отец. – А еще оставляю с тобой Карпа – славного козарлюгу. Будет он тебе и за охранника, и за товарища-собрата. Не подведет он, как никогда не подвел его отец, с которым немало дорог истоптали.
– Таки не подведу, гетман, – наклонил голову юноша.
– Легкой жизни, Григорий, не ищи, – продолжал Филипп Орлик. – Дело не только в том, что не оставляю тебе достатков…
– Отец, не надо об этом, – не сдержался сын. – За время штудий в Лунденскому университете, где учились дети из богатых королевских семей и самых знатных европейских домов, я медяка лишнего не попросил. Хотя соблазнов хватало, поверите, думаю, какие привычки и наклонности у таких школяров…