Григір Тютюнник – Коріння (Спогади про автора роману «Вир» Григорія Тютюнника)

Проводник, слышно по говору —львовский. Этоюркий, маленький человек, движется по проходу, разноситплацкартным постели, беспрерывно повторяя: «Прошу, прошу…»«Что ж это вы,—спрашиваю я,—что это у вас за беспорядок? Сестьнегде…»Проводник начинает объяснять, что Южная железная дорога якобынезаконно украла у Западной дороги 300 вагонов и перекрасила их вкрасный цвет. Я наливаюсь бешенством. Какая мне в конце концов 534 разница, в какой цвет перекрашены эти вагоны, мне ехать нужно,притом —по-человечески. В Дубно вагон освобождается, ехать сталолегче. Во Львов приехали в 11.30 дня, поезд на Каменку идет в 7 часоввечера. Очень весело… Ждать поезда не хочется, едем на автобуснуюстанцию. Юра спрашивает: «Папа, куди ми їдемо? В Полтаву?» О,счастье. Через 10 минут уходит автобус. Погружаемся. Два часаблювотной тряски, Юрик вцепился в сиденье, нет сил оторвать, глазасонные… Наконец, Каменка… Вот здесь и сижу. И пишу тебе письмо…Теперь вот что: ты, братец, не стесняйся и пиши, как живешь, аглавное проэкспериментируй, когда тебе всего нужнее будут деньги. В начале месяца, в середине или в конце. Деньги тебе я высылать буду потвоей просьбе; когда захочешь, пока больше 100 в месяц не могу.Первый куш отхватишь, по-видимому, числа 15-20, может быть, ираньше, постараюсь раньше, потому что знаю, денег у тебя сейчас илинет вовсе, или очень мало. Ты пиши, ничего от меня не скрывайпожалуйста, а то я тебя знаю: надуешься и будешь молчать, а то, чегодоброго, соль грузить на вокзал попрешься.В Шиловку еще не писал… Напишу на днях. Вот характер: обидыпрощаю, но забыть никак не могу…Пиши, пожалуйста, подробней о своей жизни и впечатлениях.Помни, что письма —это хорошие упражнения для будущеголитератора, очеркиста, коим хочу тебя видеть и верю, что что-нибудьэдакое из тебя выучится, только, душа моя, учись прилежно,приглядывайся, принюхивайся…Толкачевку знаю, жил в 29 корпусе. А внизу —Журавлевка. Да,ночью в огнях, красиво. Правда? Прости, Гриша, я сегодня сильноустал и, вижу, довел тебя до чертиков своей «предлинноюхворостиною», слов.Жму руку.Григорий I».16.11.58 «Неисправимый брат мой!С верой в человечество и непогрешимость пресвятых дев ожидал яот Тебя, о, великий Моурави, длинного письма; не дождался и,убедившись в том, что лучшее средство самоискупления самоискупление, взялся за перо, дабы невиновным быть в предолгоммолчании. К этому побудило два обстоятельства. 1. Погода на дворепрегадкая: дождь, сырость, слякоть… Пойти некуда. По стеклам окончьи-то слезы текут… Одным словом, в такую погоду пишут предлинныеписьма всем родным и знакомым; пропивают всю получку до копейки;535 поэты садятся за романы в стихах; драматурги сокращают монологи ивынянчивают мысль о самоубийстве, ибо пьеса не идет-с. Ни одинтеатр не принимает-с. Поелику я прозаик, то сел за письмо. Это первоеобстоятельство резюмирую: погода. Второе. Не дольше как «вчерась»видел тебя во сне (ей-богу, не вру) в виде тореадора в схватке с чернымбыком. Вместо красного плаща на тебе был обыкновенный «лантух», ктому в нескольких местах рваный. Отсюдова я сделал вывод, что тыболен, следуя убеждениям бабы Базарыхи, которая говорила:«Приснилась мені, сусідоньки, чорна корова. Я за нею, а вона на гаткута реве-реве. Коли ж воно з Василем погано: оженився».Вот, после вступления, так сказать, экспозиции, перехожу кглавному. Почему от тебя ни слова о каникулах? Где и как ты ихпровел? Сохранял ли образ божеский или ходил пьян, образина?Чтобы —ани-ни. Слышь? Паче всего —здоровье береги, чижик тебеего не разыщет, коли потеряешь. И вообще, что за мода молчать и нислова о состоянии своем? Непоправимый лентяй. Ну, хватит.Разругался.Новостей у меня особенных нет. Арбу с романом «пхаю» дальше,гора крутая, ехать тяжело, путь бесконечный. На днях был во Львове насовещании писателей. Три дня. Жил в гостинице «Львов». Сам вкомнате. На совещании подводили итоги творческих дел наших «списователей» за два года. Все нормально…Получил письмо с Донбасса от Коленского; паренек он, видимо,весьма здравого смысла, литературу любит и что печально, понимает.Непонимающим литераторам значительно легче. Увидишь —извинисьот меня, ведь я не ответил на его письмо. Занят был очень. Но напишу.Ведь там идет речь о некоторых общих наших знакомых…У меня приятная новость: я получил московскую«Литературнуюгазету» с докладом Тихонова на пленуме писателей 13 февраля осостоянии и задачах л-ры; между прочим, с этой высокой, всесоюзнойтрибуны вспоминает докладчик и обо мне. Ищи на 3 стр. вверху,первая колонка. В «Лит. газете» 15 февраля на первой страницежирным шрифтом найдешь заметку: «В Союзе писателей». Тамсказано, что будет, дескать, организована творческая встреча списателями Львова и Ужгорода. На эту встречу вместе с группойльвовских товарищей 8 чел. поеду и я. Это будет с 5 по 15 мая.Потоммы из Москвы поедем, кажется, в Ленинград. Дальше: повесть моядолжна выйти в издании на рус. языке, в и-ве «Советский писатель», скоторым я веду активную переписку. Между прочим, повесть ужепереведена на русск. язык, с переводом я ознакомился, одобрил иотослал в Москву, как известили меня буквально на днях из Москвы,536 повесть также рекомендована в ж-нал «Молодая гвардия». И еще —какой-то Юрий Косач из мира кинематографии прислал письмо сжеланием экранизировать повесть. Как видишь, «скубуть» меняхорошенько, что с этого выйдет —увидим.Одно меня обидело —что Тихонов относит меня к «молодым», это ясчитаю для себя чуть ли не пощечиной, потому отращиваю бороду,дабы в таком виде явиться в Москву. Одно хорошо —будут все знать,что есть такой и что-то делает, это хорошо, и газета тут сделала мнехорошую услугу.Все это, в конечном счете, не суть важно, мне сейчас. главное —написать роман. Вот. А там посмотрим…Пиши мне почаще.С приветом Григорий Первый».18.ІV.59 р.«Зравствуй, Гришуня!Целую тебя в щечку, Людочка!Я понимаю, что у вас, у студентов мало времени на письма, но вывсе-таки пишите старику, не забывайте, ибо я потом рассержусь и, богзнает, что могу… Та нічого я не зроблю, бо дуже вас люблю, чортенят!Сейчас я сделал себе небольшой перерыв в работе, ничего не делаю,только читаю, читаю, читаю и даже пишу дневник, что очень редко сомной случается. Первую книгу романа я уже закончил и поэтому «байдикую», вторая в черновиках тоже готова, но на днях я ее прочитали решил писать заново, потому что многое меня не удовлетворяет.Жена говорит, что я каторжник, буквально оттягивает от стола, а я всеравно потихоньку пишу, когда она на работе. Она говорит, что втораячасть «все хорошо, не смей ничего делать», а я делаю и не каюсь:получается лучше. Упрямства у меня хоть отбавляй. А в общем, на лето,как всегда, у меня найдется работа и огромная, так что не знаю, будемли мы с тобой, Гриша, ходить на рыбалку. Между прочим, у меня наэто лето уже выработана программа. Мы от слов перейдем к дії, кделу,то есть.1. Мы должны пешком исходить весь наш район, особенно меняинтересуют глухие хутора, где я смогу послушать истинно украинскийязык, а это для меня очень важно, посмотреть людей, поговорить сними…2. Ты должен мне помогать и сам учиться ународа твоего родного.Известие о болезни дяди, его психологическом состоянии меняпотрясло, я очень много думал, написал письмо Наталии Ивановне,жду ответа. В письме я убеждал, что все будет хорошо, и я сам в этом 537 уверен, что все будет хорошо, ибо еще не было случая, чтобы болезньмогла сломить наш род. Мы десятижильные, так що хай Ониська лізе взапічок.На днях я закажу телефонный разговор с тобой и Людой, изкоторого я хочу узнать, как ты живешь. Пиши, что тебе нужно, япомогу. Мне кажется, что у тебяплохо с обувью и рубахами. Пиши,чтобы я знал, стесняться нечего.Роман, первая часть, еще у меня на столе, я его правлю, но из трехредакций я получил приглашение отослать его. Но я держу. Пустьотлежится. Какая его судьба будет дальше —посмотрим. Я потом вамнапишу.Еще раз целую и прошу писать мне письма чаще. Особенно прошу Люду. Ну и тебя, конечно, Гриша. Пишите, скучаю за вами.Григорий Тютюнник».Взимку 1960 року мені випало побути разом з Григорієм у Кам’янці-Бузькій близько трьох тижні». ОленаФедотівна,дружина Тютюнника, була саме у від’їзді, й ми господарювали вдвох:я допомагав, йому, як умів, правити переклад першої частини «Виру»на російську мову, він мені —готувати їсти для нашого «куреня», якми весело себе називали. Ще на службі, маючи не одну можливістьпобувати в черговому (та й позачерговому) наряді на камбузі —флотській кухні, я набив руку трохи куховарити, принаймні знав, щоза чим кидається в борщ… Отож уся «тонка» кулінарна роботавипадала на мою долю, а Григорій узяв на себе «загальне керівництво»—показував, де і що брати в погребі, як користуватися газовимбалоном тощо.