Молодость Мазепы – Михайло Старицький

За каждым словом Остапа растроганный Сыч кивал седой головой и повторял неверным голосом:

— Спасибо! Спасибо! Дай ему Бог здоровья… и всего такого… за добрую память!

А Галина, прижавшись к Орысе, ловила каждое слово, не отрывая от Остапа настороженных глаз, когда же Остап сказал, что Мазепа обещает непременно приехать к ним, — она забыла все и, восторженно всплеснув руками, с громким криком:

— Приедет, приедет? Ты не обманываешь меня? — бросилась к Остапу.

— Приедет, приедет! — отвечал с улыбкой Остап, любуясь прелестным личиком девушки. — А тебе, пане добродию, — прибавил он. обращаясь к Сычу, — пересылает пан генеральный писарь еще этот лыст!

С этими словами Остап передал Сычу письмо Мазепы. При слове "лыст" лицо Сыча приняло какое-то важное, сосредоточенное выражение.

— Лыст? Гм! — произнес он озабоченно и, перевернувши его в руках, посмотрел вопросительно на о.Григория.

Лицо последнего смотрело также сосредоточенно и необычайно серьезно.

С минуту все молчали.

— Ну, бабо, ты проводи с хлопцами на сеновал казаков, да устройте их там получше, — произнес Сыч, — а вы, дивчата. возьмите хорунжего в пекарню, пусть обогреется возле печи. а мы тем часом прочтем здесь с панотцом письмо.

Баба с работниками и с прибывшими с Остапом казаками вышла на двор, а девчата с Остапом — в пекарню.

LXXVIII

Орыся, остановившись в сенях, припала к груди Остапа, обвила его шею руками и горячо прижалась к нему.

Долго стояли они так в сенях, не замечая ни холода, ни мороза, долго осыпал ее Остап горячими поцелуями, долго шептал ей нежные, несвязные слова, — наконец Орыся опомнилась первая.

— Стой, годи! — произнесла она, кокетливо отстраняя головку и пробуя высвободиться из объятий Остапа, — идем в хату!

— Поспеем еще, голубка! "Занудывся" ведь за тобой — смерть! — прошептал горячо Остап.

— Так и поверила сразу! Мало ли в Чигирине краль и красунь! Думаю, и очи послепли, смотрячи на них.

— Послепли, правда, да только не через них.

— А через кого ж?

— Сама знаешь!

— Как же! Как же!

— Не веришь! Да ведь тебя только одну люблю, сердце мое, голубка моя! Теперь уж мы с тобою не расстанемся, теперь уже я поеду с моей жиночкой молодою в Чигирин.

— "Не дуже хапайся"! Еще батько не отдаст.

— Отдаст, отдаст! Ему и пан Мазепа о том пишет. Теперь уже ты моя, моя навеки! — И Остап еще крепче прижал к себе Орысю.

От этих слов, от этого горячего, объятия сердце Орыси забилось быстро-быстро, к щекам прилила горячая волна крови.

— Пусти, задушишь, ей-Богу! — произнесла она смущенно, отстраняя Остапа.

— Не пущу, зирочка моя ясная, квиточка моя, счастье мое! — шептал Остап, прижимая ее еще крепче, еще горячее.

— Закричу, ей-Богу!

— Не закричишь! — и, привлекши к себе ее головку, Остап зажал ей рот горячим поцелуем.

Когда Остап с Орысей вошли в пекарню, где их терпеливо поджидала Галина, — щеки Орыси горели ярким румянцем, а глаза сверкали тем молодым счастьем, которое блещет ярче самых дорогих бриллиантов.

— Ну, дивчино, — обратился Остап к Галине, — "переказував" тебе пан Мазепа, чтобы ты не журилась без него, а поджидала бы его к себе в гости. Уж он так скучает по тебе, что и Господи! Когда бы не "справы", так ветром бы прилетел сюда!

— О, Господи! — воскликнула Галина, и по лицу ее разлился нежный розовый румянец. — Правда? Правда, ты не обманываешь меня?

— Ну, да и чудная ж ты, дивчино, — усмехнулся Остап, — и с чего бы это я выдумал обманывать тебя? Еще наказывал он мне пересказать тебе все про него, чтобы ты знала, как он живет в Чигирине, и "дарункы" прислал тебе "розмаити", чтоб ты не скучала, дожидаючи его.

— "Дарункы"! — вскрикнула совсем по-детски Галина.

— Еще и какие, вот увидишь! Да и тебе, Орысю, есть значный "дарунок", — подмигнул лукаво Орысе бровью Остап и вышел из хаты. Через несколько минут он возвратился назад с большими свертками, которые положил на лаву. Девушки обступили его.

— Стойте, стойте! Не так "швыдко", — смеялся Остап, делая вид, что не может никакий образом развязать тюки. Орыся с помощью Галины бросилась отталкивать его, стараясь вырвать из его рук свертки, но Остап не отдавал их. Звонкий молодой смех оглашал хату.

Наконец "пакункы" были развязаны и раскрыты перед восхищенными глазами девушек; как ловкий коробейник, начал Остап вынимать один за другим прелестные подарки, предназначавшиеся для Галины: альтамбасы, оксамиты, ленты, шитые золотом черевички, дорогие монисты, а также и "дарункы", которые он привез для Орыси.

Свои подарки Орыся принимала более спокойно, бросая только на Остапа счастливый благодарный взгляд, но Галина за каждой вещью вскрикивала с таким детским восторгом:

"Ой, лелечки, ой Боженьку!" — что нельзя было не залюбоваться ее сияющим личиком. Когда же Остап достал хорошенькое зеркало, и Галина увидела в нем свое отражение, то восторгу ее не было границ: она рассматривала в него и себя, и потолок, и Орысю, и Остапа, и всю хату и не могла натешиться невиданным ею никогда предметом.

Наконец Остап достал еще маленький ящичек и, вынув из него великолепный золотой перстень, украшенный крупным бриллиантом, подал его Галине.

— И это мне? — воскликнула Галина, даже отступая от Остапа.

— Тебе, тебе, — ответил Остап, надевая ей на палец кольцо.

— Ой, Господи! Да какое ж оно красивое, да как блестит, да как играет! — приговаривала в восторге Галина, любуясь кольцом и поворачивая его перед светом. — Орыся, Орыся, глянь! Даже смотреть страшно: ей-ей, слепит глаза!

Кольцо было действительно красиво: оно представляло из себя толстую золотую змею с бриллиантовой головкой.

— Да еще велел переказать тебе пан Мазепа, — продолжал с улыбкой Остап, — чтобы ты носила пока этот перстень, а что скоро он переменит его на гладенький.

— На гладенький? — повторила, недоумевая, Галина. — Зачем? .

— Ах ты, дытына моя глупенькая! — воскликнула весело Орыся, обнимая ее, — на такой, какой батюшка в церкви дает, когда навсегда руки с коханым связывает.

Галина не покраснела от этих слов, только личико ее все просияло от счастья.

— И тебе, Орысю, прислал пан Мазепа "даруночок", — продолжал Остап и, вынув из свертка роскошный, расшитый золотом красный "оксамытный кораблык", поднес его Орысе. Орыся вся вспыхнула и от радости, и от смущения.

— Надень, Орысю, дай я посмотрю, какая из тебя будет молодычка! — произнес с улыбкой Остап.

— Вот еще что выдумал, "божевильный", — отстранила его руку Орыся, — будет час, тогда и надену.

— Тогда своим чередом, а ты сейчас, сейчас надень, голубко! — настаивал Остап.

— Да годи! Что выдумал! Войдут — увидят, смеяться начнут!

— Никто не увидит: надень! А если не хочешь, так я и сам на тебя надену.

Орыся попробовала было сопротивляться, но так слабо, что через минуту оксамытный кораблик уже покрывал ее черноволосую головку. Но непривычный женский убор заставил ее невольно смутиться, она вспыхнула вся и потупила глаза.

— Ах, какая ты "гарна", Орыся! — вскрикнула Галина.

И действительно, темно-пунцовый бархатный кораблик удивительно шел к смуглому, раскрасневшемуся лицу Орыси.

— Ну, да и славная же у меня будет жиночка! — вырвалось невольно у Остапа и, забывая о присутствии Галины, он заключил Орысю в объятия и звонко поцеловал ее в самые губы.

Увлеченные своей беседой, молодые люди и не слыхали, как двери в сени скрипнули, и в ту минуту, когда восторженный Остап обнял Орысю, двери в пекарню распахнулись и на пороге появились о. Григорий и Сыч, а за ними баба.

Неожиданное зрелище поразило их до такой степени, что они остановились у порога, но и неожиданное появление стариков смутило в свою очередь молодежь: как ужаленный, отскочил Остап от Орыси, а Орыся до того растерялась, что даже не успела снять с себя кораблик, да так и осталась с покрытой головой.

Завантажити матеріал у повному обсязі:

Рейтинг
( Поки що оцінок немає )

Знайшли помилку або неточність? Будь ласка, виділіть її мишкою та натисніть Ctrl+Enter.

Додати коментар

Повідомити про помилку

Текст, який буде надіслано нашим редакторам: