— "Гомонилы" они дуже и лаялись, и перевязывали раны, да я ихней-то "мовы" добре не знаю, понять не мог, а вот молодой и пышный шляхтич, дак тот по-нашему лихословил все одному связанному пану.
— А был ли связан еще молодой шляхтич? — перебила деда возбужденная донельзя Марианна.
— Было связанных два — один молодой, пышный, а другой старик, слуга видно…
— Они, они! Слышишь, Андрей, Господь опять нас привел на путь… а я еще роптала, а Господь "обачнише" нас, слепых, — повторяла, обращаясь ни к кому, вне себя от радости Марианна. — Да, да, диду, это они лаялись, разбойники, что досталось и им добре… Это они вырезали отряд казаков… Но куда же они дели связанного шляхтича?
— Повезли куда-то… подночевали и до света повезли… а молодой атаман так все грозил связанному, что теперь-то он поквитует за все старое, — и сам натешится над ним, и пошлет еще на расправу в Москву…
— Верно, верно, диду, как с книги читаешь, — и тогда-то исчезла вместе с этими "розбышакамы" и ваша дочка, и внучка?
— Нет, ох, нет, мой юначе, — покачал тоскливо головой дед, — тогда-то мои родненькие перележали в "льоху" и их никто не тронул, но дней пять тому назад опять в глухую полночь стала ломиться эта ватага… видимо везли назад пленных казаков… я был хвор и лежал тут, а дочка и внучка выскочили на "гвалт", ну, они сразу выломили ворота и ворвались с руганью, с прокленами… хотели все "спалыть"… да не знаю, отчего не подпалили и меня бы успокоили… Вот только все пограбили, даже с хат все вытаскали, меня только почему-то не нашли, а с той поры ни дочки, ни внучки не вижу… Убили, верно, либо на муку взяли… Уж, коли бы живы были, давно бы навестили дида…
— Господь, может, их, сирот, помилует, — вставил тронутый дедовым горем Андрей. — Трупов-то ни на дороге, ни кругом нет… у них, наверно…
Дед печально кивал головой и прикладывал высохшие до костей руки к запавшей груди.
— Диду, — спросила тревожно Марианна, — а не проронили ль они слова, куда "намирялысь" ехать? Мы бы проследили, да может быть и вашу дочку с внучкой, нашли.
— Ох, не дождать мне того счастья, — встрепенулся конвульсивно старик, — а говорили, как же, говорили свободно и два каких-то пана по-нашему… Что им нужно этих послов Дорошенковых припрятать горазд… да в Москву… а теперь пока засадить их в "льохы" Рашковские: и льохы, мол, надежные, и "окопыще" кругом доброе: не выскочат и не перелезут.
— А где же это, где? Можете ли указать нам путь, дорогой диду?
— Да как же не могу, могу. Местечко Коломах всем известно, а то с милю за ним, на горке.
— Так вы, диду, может, с нами поедете?
— Куды мне, "хырному"? Я вам расскажу "доладно" дорогу: от моего хутора поедете балкою, что на заход солнца, до самой дубровы, она на всем степу одна… "маячыть" — не ошибешься… а за дубровою по той стороне тянется "шляшок" на Рашковку… Вот вы и поедете этим "шляшком" в "ливоруч" до корчмы, а там снова влево рукою подать Рашковское городище… Корчмарь, коли что, тоже покажет, а то и на око видны "окопыща"…
— Спасибо, спасибо, диду, — волновалась Марианна, — не знаю, чем и "дякувать" вас… Мы здесь всяких припасов и воды оставим… а из Рашкова "зараз же" пришлю вам гонца и про ваших известие: коли поправитесь, то к нам перевезут вас, диду.
— Спасенная душа у тебя, пышный юначе, пошли тебе Господь… — захлебнулся даже от подступивших слез старик и, откашлявшись, продолжал: — Только ночью не советую выезжать, а то заплутаетесь: подождите света, отдохните…
Как ни жгло нетерпенье Марианну, но она вынуждена была подчиниться благоразумному совету деда и осталась. Подкрепившись пищей и давши ее с осторожностью старику, наши путники на рассвете двинулись бодро в надежный уже путь, который они нашли, наконец, после долгих неудач и скитаний. Марианна теперь ехала совершенно спокойно и уверенно; одно только обстоятельство тревожило ее смутно, не опоздала ли она со своей помощью? Не увезли ли пленных из Рашкова? А потому все ее желания слились в одно пламенное — застать Мазепу в "льоху", а о том, как его спасти оттуда, она и не думала.
Без особенных приключений наши путники добрались в тот же день вечером к длинной корчме, что стояла уединенно, между группой высоких осокорей. Выбежал к ним навстречу, растопырив руки от радости и от прилива радушья, жид, и — о, дивої — Марианна узнала его сразу: это был тот самый жид, что сообщил им прежде о Тамаре и о "Дубовий" корчме, куда тот направился.
— Что же это? Мы опять приехали в "Обидрану" корчму? — вскрикнула она от изумления.
— Ай, это ясный грабя! — засуетился, закашлялся еще больше жид. — И пышное панство! Ой, какое для меня счастье! Только, ясноосвецоный грабя, это не "Обидрана корчма", а это тоже моя аренда, только зовется "Пидрашкивською" корчмой… Там-то корчма на Роменском "шляху", а эта на Рашковском, за "Дубовою" корчмой, только не в лесу, а в поле…
— А, так вот почему мы не нашли нашего приятеля, — обратилась Марианна к Андрею, — он, значит, обманул нас: бросился в лес, а оттуда в противную сторону.
— Как лис старый, — засмеялся Андрей, — спутал следы, а мы и прорвались через лес и пошли колесить…
— Но постой, — остановила его Марианна, — а молодица на хуторе в степи видела же Тамару и следы были от копыт…
— А может, то другой кто был в кожухе?..
— Милости прошу, вельможное панство, сделайте ласку, — просил между тем, умильно гримасничая и потряхивая пейсами, жид. — До "господы" прошу… все, что панство желает, все, что панству угодно…
— Ты вот что скажи мне, — отвела его несколько в сторону Марианна, — только по правде, за правду я заплачу тебе щедро… ты же меня знаешь?
— Ой, знаю, верю… Цц… Цц..! — зачмокал губами "шынкар".
— Ну, так вот что: не знаешь ли ты досконально дороги к Рашковским "льохам"?
— До городка? Как не знать — знаю: вот недалечке тут… оттуда у меня завсегда и пьют, и ночуют…
— О? Вот и отлично… Теперь там, верно, никого нет, так ты нам все и показать можешь… Говорят, — важные окопы и "льохы" и вплоть до самого Рашкова.
— Ох, ох, грабе… льохы там, так "хай его маму морду", а окопища… Только, ваша ясновельможность, теперь там не пусто, теперечки в льохах какие-то важные пленники и в городке "дозор" московской стражи, у меня каждая смена бывает, добре пьют, нечего жаловаться, добре, только вот, как они говорят, денег не любят платить, а все в долг, — "на борг", как и важная шляхта…
— Так пленные, говоришь, тут еще? — переспросила Марианна, едва скрывая охватившую ее радость.
— Тутечки, тут… их недавно привезли.
— Господи! Прибежище наше! В деснице Твоей лишь спасенье, — промелькнула в мыслях Марианны горячая молитва и погрузила ее душу в радостное умиление.
Все замолчали. Андрей обдумывал, как воспользоваться новыми обстоятельствами. Жид ждал распоряжений.
— Слушай, жиде, — прервала наконец молчание Марианна, — нет ли у тебя отдельной комнаты и доброго чего пополоскать горло, так мы бы выпили и не "на борг", а на чистые дукатики…
— Как не быть отдельного покоя для такого ясного панства! — вздохнул от восторга "шынкар". — Есть, есть и все, что только угодно для панских потреб… Милости прошу! — и он повел своих ясных и дорогих гостей в темные огромные сени ("заезд"), где слышно было ржание коней, где стояли посредине повозки и буды, где навалена была кроме -того и всякая дрянь: колодки, дрова, седла и упряжь.